135 дней разведчика – артиллериста Еремеева Степана Трофимовича.

До полка было 7 км, но не в тыл нашего НП, а в лесу, который находился  в 1-м км северо-западнее Батурино. По разрешению командира батальона я, дав  наказ своим разведчикам,  в 17-00 вышел в намеченный пункт, и по пути следования я зашёл на концерт приезжей фронтовой бригады ленинградского театра в  903 СП. К сожалению, спектакль не удалось  поставить. Как только начала играть музыка, через 5 минут полетели немецкие снаряды в этот лес, и после этой перестрелки некоторых артистов не могли найти. По-видимому, они только в первый раз встретились с такой «музыкой».  Я прибыл в штаб, где меня хорошо покормили. Одна женщина, работавшая врачом при штабе, вручает кисет с надписью ''Лучшему разведчику, призванному с завода им. Сталина г. Москвы'', и маленький подарок с четвертинкой водки, шёлковые носки, носовой платочек и несколько шоколадных конфет. После партийной комиссии мы  направились на ОП на автомашине 5 батареи, которую по дороге  утопили так, что пришлось вызывать трактора. Это было 27 сентября.

В ту же ночь я прибыл на НП, и мне Ефимов передал, что по смоленскому тракту усилилось передвижение автомашин. Так как Ефимов устал на ПНП, я попросил командира батареи, чтобы дал разрешение его подменить, на что он согласился. На утро я направился для смены и действительно убедился:   мы посчитали, что за час наблюдения,  прошли 371 грузовая и более 200 легковых автомашин. Докладываю командиру батальона, а он  в свою очередь вышестоящим начальникам, но мер и каких-либо решений в этих вопросах я не вижу. Спрашиваю командира батальона, что вам известно и какие решения принимает наше командование? Он говорит, что  ничего не знает. Конечно ,я не хочу утверждать, знал командир батальона или нет, по-видимому он тоже не знал, а если бы он знал, то и я бы знал. Тогда я прошу разрешения на то, чтобы мне доверил хоть одним орудием вести огонь по этим безнаказанным и беспрепятственно движущимся автомашинам, которые сосредотачиваются в лесу за деревней Дебры, в 18 км от нашей огневой позиции. Они подвозят людские резервы, боеприпасы, продовольствие, бензин для танков и самолётов,  которые в скором будущем будут преследовать нас, бегущих в панике по лесам и болотам, где ещё не ступала нога зверя, и не думают, что там будут гибнуть тысячи честных людей, сражающихся за своих детей, жён, отцов и матерей. Они не думают, что понапрасну будет пролита рекой алая кровь и останутся их дети сиротами. Что этого можно было избежать тем, что разведать и распознать замыслы врага, и на его наступления дать контрнаступление. Если бы была наша авиация, то врагу не удалось бы это осуществить. Все планы и замыслы были бы разбиты, и дел наделала бы много при таком открытом сосредоточении. Конечно, в основном наша разведка работала недостаточно. Немецкая работала лучше в первые дни войны.

    Я  предполагаю, почему в этом районе началось такое сосредоточение. Это был  участок, на котором находились враги человечества. Их задача была в Москву прибыть первыми и установить свой порядок. Во-вторых, благодаря упорству сибирских войск враг был остановлен, а наши фланги были далеко обойдены, и мы уже находились в полуподкове. В-третьих,  сзади нас находились 41 резервная армия, которая по приказу главнокомандования была переброшена на юго-западный фронт. Конечно, не могу привести число, но приблизительно числа 25 сентября, я получил разрешение на обстрел и расположился перед деревней Дебры. На скате обращённой  к нам высоты, у смоленского тракта, стоял невысокий зелёный как луг куст.

1 октября 1941 года. 

 Немедля ни одной минуты я решил незаметно для противника пристрелять этот куст, что бы подать  команду «огонь» с тем расчётом, как только подойдет машина к этому кусту, чтобы снаряд прилетел к этому времени. Но в это время, куда бы снаряд не упал, возле тракта или непосредственно на нем, он обязательно выбрал бы себе и жертву. Да и как не выбрать, 29 сентября и 30-ого машины так плотно передвигались, что когда об этом у меня спрашивали по телефону, я всегда отвечал, что они передвигаются на буксире, т.е. очень плотно. А 1 октября я резко ответил: «Что вам нужно? Отдыхайте, а то  завтра или послезавтра придётся убегать».

  Пристрелку я начал далеко вниз от куста и всё время делаю доворот, и когда произошел разрыв у куста, я быстро передал на ОП эти установки и записал у себя. Для того, чтобы  не  заметил враг, я решил ещё два снаряда истратить в левую сторону куста, как будто обстреливается тракт. Дальность пристрелочная получилась 16.400 м. Затем рассчитываю время. Я приблизительно подсчитал, что машина не должна доехать  50 м, до того, как подать команду  ''огонь ''. Так и получилось, первый мой выстрел останавливает 4 автомашины. Сзади идущие машины их объехали, я понял, что они выведены из строя. Проходит минут 15 времени. Еще одним снарядом разбиваю машину вдребезги так, что  незаметно, была она здесь или нет. После этих четырёх подбитых и одной уничтоженной машин, уже не стали ездить на буксире, а набрали дистанцию не менее 100 м.

  Утром 30 сентября этого куста уже не было, и не было подбитых машин. Движение было только легковых автомашин, а грузовые при выезде из леса сразу свёртывали вправо, и за высотой не было видно какое передвижение, но я предполагаю, что там движение было плохое. Смотрю на карту, которая у меня имелась, где вся Смоленская область в масштабе 1:25000 то там проходило болото, и по-видимому, им пришлось строить дорогу, чтоб не нести потери. Конечно, ночью передвигались не только машины, но и танки, так как рёв моторов доносился очень отчётливо. Но всегда огонь вести нельзя, да и притом ночью. Противник мог легко засечь батарею и быстро её накрыть.

    В ночь с 31 октября на 1 октября обстановка для меня всё более становится ясной. Я открываю огонь и мыслю, что эта стрельба  по-видимому будет для меня последней. Вместо того, чтоб стрелять на известных мне дальностях ,я делаю доворот влево и дальность увеличиваю до 17200 м, т.е. решаю хоть несколько потревожить в деревне немцев. В это время командир батареи отдыхал, его разбудили разведчики, которые непосредственно находились при нём, и сообщили, что шум моторов как будто приближается к передовой линии. Я не знаю, как он ответил  на их сообщение, но  действительно уже в эту ночь механизированные части сосредотачивались у передовой линии. Он и мне звонит тем временем: можете вести огонь по тракту или нет. Я отвечаю: «Да!'».  ''Не темно ли будет?» Я- «Нет! В данный момент не темно, а темно в глазах будет утром сегодня, т.е. первого или в крайнем случае второго,  а  самое большее третьего октября». Но он  спросил меня, почему я изменил доворот и дальность. Тогда я ему объяснил причину, и он мне разрешил это сделать. При первом выстреле ничего не было замечено, но за первым последовал второй, который вызвал огромное пламя. По-видимому, снаряд попал в заправочную цистерну с бензином, и последующие снаряды вызвали несколько мелких пожаров. 3 часа ночи я закончил стрельбу. Организовав разведку, я лёг отдыхать.

    Днем 1 октября на ОП случилось несчастье. При обстреле один снаряд пробил перекрытие блиндажа, в котором находились 3 красноармейца, и осталось только мокрое место. Другой снаряд попал в блиндаж, в котором находился полный орудийный расчёт, но благодаря тому, что он  не  взорвался ( что зачастую у немцев получается), он пронзил одному красноармейцу живот и ушел в землю.

  Первое октября - день спокойствия, даже кажется каким -то подозрительным. Нигде не стреляют, всякое движение прекращено, только можно было видеть движение мотоциклов. Ночью снова ложусь отдыхать, но долго я не пролежал, всё это меня волновало, и я поднялся в 3 часа.