135 дней разведчика – артиллериста Еремеева Степана Трофимовича.

Нам дан приказ к 16:00 16 июля прибыть в Белый. Конечно, приказ был выполнен,  и в 16:00  16 июля мы расположились на окраине города Белый. Оставаться в нём на некоторое время было опасно, так как авиация ожидалась с минуты на минуту. Белый - небольшой городок, посередине которого проходила речка, разделяя его на две части. Небольшие красивые домики с хорошей зеленью…Всё это напоминало курортные городки, расположенные на юге нашей страны. Мы от г. Ржева проезжали и такие города, как Сычёвка и Андреевка, но Белый мне понравился больше всех. На наших глазах он подвергался обстрелам на протяжении 5 суток.

В 11 часов ночи нам было приказано занять боевой порядок на юго-западной окраине в 1,5 км. Боевой порядок, конечно, мы заняли, но в ночь мы не могли оборудовать огневые позиции и стояли, веером обращённые в сторону противника. Но не были зарыты в землю и стояли на открытом месте. И если только бы стали бомбить наши огневые позиции, то мы бы понесли урон от прямого попадания  и даже из-за осколков бомб лишились бы своей системы. Мы поместились в разваленных сараях, расположенных в 75-100 м от ОП.

Нашей кухне было приказано: к 4:00 утра должен быть готов завтрак, и люди уже должны быть накормлены.  Днём каждый хоть и укрывает костёр, их дым привлекает к себе авиацию. Завтрак был готов к указанному времени, но кушать не пришлось. Солнце ещё не показалось из-за горизонта, как тихое утро июльского дня нарушил рёв моторов. В воздухе показалось 36 немецких бомбардировщиков. Мы открыли по ним винтовочный огонь. Курс их лежал на г. Белый прямо через нашу ОП. В городе ещё находились части, судьба которых была очень плачевна. Началась ожесточенная бомбардировка города. Город окутался дымом. Начали гореть здания, отчётливо слышен крик людей. На смену этим бомбардировщикам летит ещё одна партия, и в конечном итоге, счёт им был потерян. Так не было ни одной минуты, чтобы над городом не было авиации. Целый день мы лежали недвижимые, гадая о судьбе нашей ОП. Но все обошлось.

В ночь мы окончательно зарылись в землю, оборудовали НП, установили наблюдение. Выслали дополнительного разведчика на вышку, которая располагалась в 250 м от нас. Подвергаемая бомбардировкам земля осыпается и попадает за воротник. Некоторые мои разведчики упали духом, но я их подбадриваю. Для нас эта бомбардировка обошлась благополучно, но зато расположенный командный пункт дивизиона пострадал крепко. В одну землянку, в которой  находилось 6 красноармейцев, попала бомба. От солдат  не осталось и следа.

Долго на этом месте пробыть нам не пришлось. Через пять дней мы перебрались в район Батурино, который находился западнее города Белого. 35 км  этого пути достались нам нелегко. Днем передвигаться мы не могли, так как авиация противника кружилась в воздухе, как птицы осенью перед отлетом в теплые края. Ночи темные, в двух метрах не видно друг друга. Светом пользоваться запрещено.  Как только появится свет, то противник оглушает громом из артиллерийских и минометных батарей. Мы двигались вдоль линии фронта, а противник подходил к Белому клином.

Днем стоим на опушке хвойного леса, оборудуем для себя щели. Батареи, трактора, автомашины замаскированы. Дождались вечера и прибытия в намеченный пункт. После небольшого завтрака мы с Ефимовым начали менять белье, которое находилось у нас в запасе, так как с Красноярска мы еще не меняли белье. Но вышло не удачно. Только разобрались, как  подверглись бомбардировке, и нам нагишом пришлось спасаться в узкой,  да и притом   холодной, наскоро отрытой щели. Когда кончилось это адское время, мы вылезли из щели как поросята из логова во время жаркого летнего дня.

Я позволю себе рассказать,  какую нам сообщили обстановку,  когда мы заняли порядок у Белого.   Она состояла в следующем: противник высадил десант в количестве 1000 легких танков с пехотой и моторизованную  пехоту в районе шести километров западнее Батурино. Там находится болото. Противника теснят две наших армии и один корпус.  Наша задача прижать противника к болоту и утопить его. Конечно, такая установка была дана, как я понял, для того, чтобы поддержать моральный дух бойцов. Но до чего она была глупа, это может понять любой и каждый. Как это может получиться, что противник, сдерживается двумя армиями и одним корпусом, да у города Белого находится чуть не половина сибирского военного округа, а нам поставили задачу об   уничтожении высадившегося десанта. Я был убежден (и говорил об этом командиру батареи один на один), что это не правильно. Он со мной  не соглашался, и согласился только тогда, когда я остановил группу людей. Это были красноармейцы, переодетые в гражданскую одежду. Они шли из окружения,  и так как немец предполагал, что Красная Армия разбита, они без всякой  задержки шли на восток. Они говорили, что это не десант, а регулярные немецкие части и здесь проходит линия фронта. Тогда он (комбат) поверил, что действительное положение наших войск по всей линии фронта от Мурманска до Черного моря критическое.

Действительно получилось так, как это было сказано. Не доезжая 8 км до Батурино,  наша батарея получила приказ развернуть фронт батареи с боку шоссейной дороги и открыть огонь, так как противник наступает севернее Батурино и стремится перерезать шоссейную дорогу, идущую с Белого на Батурино.  Батарея по ходу движения принимает боевой порядок влево.  Мы на  двух машинах, на одной разведчики с командиром батареи, едем выбирать НП. На другой командир взвода управления со связистами разматывают связь, им пришлось размотать 8 км.

Открываем огонь. Передаю дословно команду, над которой я в то время смеялся: « По  фашистской гадине   дальнобойной гранатой, заряд второй, взрыватель осколочный, буссоль (не упомнил) уровень 0-00, прицел 656 тысячных, веер действительного поражения,  первому - один снаряд. Огонь!  Выстрел!». Я наблюдал все: разрыв произошел на окраине высокой рощи, которая располагалась примерно в 14 км от ОП, от нас в 6 км. Выстрел второй, третий и того произвели 12 выстрелов.  Но я, мои разведчики (а их было со мной трое) и наши начальники не видели не только ни одного немца в военной форме, но и даже человека в штатской одежде. Это говорит о том, что наши начальники метались из стороны в сторону, но не знали действительную обстановку и  не было никакого руководства  вышестоящих штабов.

  Я еще коснусь парой слов начала организации нашего полка, а в частности нашей батареи. Командиром 11-ой батареи был лейтенант Зинчук.  В один из жарких боев мне пришлось под разрыв артиллерийских снарядов столкнуться с лейтенантом, которого я сразу узнать не мог. Непрерывные кровопролитные бои придали ему такую усталость, что у него на лице можно было увидеть только белые зубы. В это время он командовал полной батареей. А что касается нашего командира батареи, то это был младший лейтенант по фамилии Бородин. Конечно,  я твердо не уверен, но у меня мысли были такие, что мы с ним пропадем. В дальнейшем это оказалось далеко не так. Я его считал за своего отца в деле воспитания, а в бою как большого начальника, знающего прекрасно свое дело. Он меня уважал, доверял, тем более, что я в последнее время не доверял командиру взвода управления.

После этой беспощадной  бойни было приказано сделать отбой, а затем двигаться в ранее намеченный пункт. Время было три часа дня, но батареям двигаться было невозможно. Командование дивизиона решило: материальную часть замаскировать в лесу, а взводу управления на полной скорости, на увеличенной дистанции проехать Батурино и юго-западнее в 2-х км выбрать НП для батареи. С юго-западной         стороны  на расстоянии 3-х км, а с северо-запада в 6 км  отделяло Батурино непроходимое болото шириной 3 км. Слева падает немецкий бомбардировщик,  взрывается на своих же бомбах и горит. Город подвергся бомбежке.  Начинается воздушный бой между нашим истребителем и немецким бомбардировщиком. Но в виду превосходства противника истребители вышли из боя. Пять минут затишья. Неожиданно появляется авиация, машины ставим под деревья, сами - кто куда. Сзади одной  узкой улицы проходил овраг. Я бегу в него, но не успеваю достичь намеченного  пункта. Обстрел заставляет ложиться в борозду картофеля. Вскакиваю, бегу дальше, прячусь  за липовое дерево. Выше моей головы дерево, толщиной 20 см, пробивают две пули. Насквозь не пробили, а сделали боковой след. Бегу дальше.  Но когда  я посмотрел в небо, то мое намеченное место меня не удовлетворяет, так как немецкий самолет зашел с обратной стороны и держит курс вдоль оврага.  Предполагаю, что для его бомб цель была в этом овраге.  Выскочил на бугор, заметил маленькую лощинку, которая  могла вместить меня.

      До неё оставалось метров 8. Уже не только видно, как оторвалась бомба от самолёта, но и  звук её преждевременно заставил меня залечь на самом возвышенном месте,  в 3-4 метрах от неё. Конечно, не по своей охоте,  я сам не ложился, меня сбивает волна. Слышу взрыв большой силы. Поднимается земля кверху, осыпается на меня и заваливает. Осколком отсекает лямку вещевого мешка, который находился на спине. В 10 метрах от меня лежал связист, ему пробило верхнюю часть каски и повредило ухо. После 5 минут моего молчания, пытаюсь встать, но осыпавшаяся земля создаёт большие трудности. И только после некоторых трудов я был освобождён. Я подошёл к краю воронки и подумал, что вот этому дому рыть колодец не надо, а прямо опустил ведро и черпай воду.

     Горели дома, магазины, повсюду развалины. Некоторые из гражданского населения, а также и военные, которые думают богато  жить в дальнейшем  или скупость одолевает их, тащат что попало под руку и кто куда знает. Громадные воронки, некоторые от тяжёлых бомб в диаметре до 20 метров, такие, что может легко заехать 5 автомашин. Наши машины не были повреждены.  Позади, в 200 метрах от нас. в маленьких кустарниках, от транспортной роты не осталось и следов. Не успели выехать на окраину, как слева появилась авиация. С шоссейной дороги свёртывать было нельзя, пришлось оставить машины. Мы все в воронке. Недалеко от нашей автомашины разрывается бомба. Шофёр, работающий на этой машине, предполагал, что машина разбита, и не было шансов, что она останется не повреждённой. Но бомба была замедленного действия, далеко ушла в землю. Так как она разорвалась в глубине, осколки полетели вверх и только некоторые могли задеть за верхнюю доску борта. Но зато земли было насыпано, столько, что даже сыпалось через борта. После чего даже пришлось менять один скат, так как от такого груза лопнула камера.

      Отъезжаем ещё 200 метром. Мы были  остановлены, дальше ехать некуда, противник подошёл ещё ближе. Пули свистят мимо ушей, НП выбрать нет возможности. Ввиду насыщенности артиллерии, мы располагаемся слева от дороги, в лесу, и  ожидаем дальнейшего приказа. Время идёт, настаёт вечер. Мы не кушали третьи сутки, а сегодня,  и мечтать нечего. Только появится на дороге кухня, она сразу перестаёт существовать, так как авиация наподобие ворона, который летает  и отыскивает куропаток. Так и они охотятся за добычей, которая движется по дороге.

   Терпение моё не выдерживает, достаю 200 граммовую банку консервов, которая была выдана как неприкосновенный запас ещё в городе Красноярске. Кушаю без хлеба. Конечно, червячка заморил, как говорится, душу от смерти отвёл, моральный дух повысился. Сидим всё время в отрытых щелях. Ни одной минуты нет, чтоб не обстреливали снарядами, не считая пуль, которые долетают с передовой линии, от которой мы находимся в 800 м.  В этой "уютной" щели, в которой  нельзя и повернуться, не дают покоя (может немного грубовато) такие насекомые, которых мы обычно называем 40 ног. Правда, последние трое суток как-то не тревожили, может быть, не думали о них, а думали о другом.

     Когда утолил одну жажду, появилось другое беспокойство. Несмотря на разрывы снарядов, я и Ефимов разбираемся и начинаем мыться в 20 м² лужайки. Конечно, условия не позволяли, как положено, мыться. Мы два раза нагишом бегали в свои "уютные" щели, из которых выходили как поросята из логова. Но это было такое удовольствие, от того что надели на мокрое тело последнюю чистую пару белья, которую мы получали ещё в Красноярске. Я не буду описывать ужасы раненых в это время, когда их перевозили  на двуколках рысью по дороге.

    В 18-00 взвод управления нашей батареи  получил приказ:  выехать в район деревни Большие Пожинки, которые расположены в 4-х км западнее Батурино, выбрать НП и  место для других батарей. Путь лежал через разбитую МТС, крутой овраг с двумя дорогами и невысокий сосновый лес, в котором находился штаб дивизиона. Прибыв в район Больших Пожинок, замаскировали машины  на западной опушке рощи, а сами направились в деревню. Не прошли 100 метров, как были обнаружены противником. Какой-то дивизион переправлялся через небольшую тонкую лощину с маленьким ручейком, который мы проходили. Открыл такой огонь, что пришлось не только нам ложиться в этот ручеёк,  а даже заводить лошадей, которых успели от орудий отстегнуть. После этой весёлой музыки, от которой в артдивизионе осталось 50 % лошадей, мы подошли к деревне. Правда, долго мы не задержались, так как нас встретил подполковник, командир соседнего артполка, достал карту и стал говорить, что ваш район НП полка южнее на 400 метров. Мы вернулись к машине и легли в обратный путь.

    Я увидел впервые трёх военнопленных, (если не считать двух шпионов, с которыми мы возились в дороге) одетых в форму наших командиров в звании «старший лейтенант», сопровождаемых  тремя вооружёнными красноармейцами. На задаваемые вопросы они не отвечали ни слова, за исключением одного, который только и сказал, что они шли в разведку.

     Выехали из леса. Перед нами открытая местность и овраг, о котором я ещё говорил, что он с двумя дорогами. Низко из-за леса вылетает немецкий бомбардировщик. Шофёр даёт полный газ. Самолёт обстреливает из пулемётов, проносится над нами, делает разворот и снова заходит с тыла. Мы хотели достичь развалин МТС и укрыться. На машине помещались я и 2 разведчика, 4 телеграфиста, командир взвода управления. Штыки винтовок были примкнуты, телеграфных кабелей было 18 катушек, кроме того шанцевый инструмент. Если туда, куда мы ехали, была одна дорога, спуск в лог, то на обратном пути - две дороги. Спуск должен быть по левой дороге, а шофёр направил по правой, а она поворачивала круто направо, перед самым обрывом. Был полный ход машины, и как лыжник с трамплина, так и мы на автомашине, с пятиметрового обрыва рухнули вниз. Машина падает на левый бок, я поднимаю винтовку вверх, падаю рядом с командиром взвода, штык от его головы в 10см уходит в землю по самый ствол. Катушка ударяет мне по правому боку. Одному связисту ломиком пробило голову, но остальные отделались легко, также как и я. Машина осталась невредима, за исключением поломки левого борта. Все поднялись с трудом, кое-как сели на машину. Только выехали из оврага, снова попали под обстрел, но здесь уже спаслись в развалинах МТС.

     Пока мы возвращались на то место, комбат и взвод управления выехали другой дорогой в тот район, который указал подполковник. К месту, где стояла  в лесу батарея, был послан разведчик с приказом и картой. Приказ о том, чтобы занять ОП в лесу в 2-х км восточнее Батурино,  оборудовать её и быть готовым к открытию огня в 4 часа утра. Посланный разведчик не мог найти нас ввиду того, что он плохо знал карту. Стало темно. Мы направились по той дороге, по которой ехали все взводы и на середине нашего пути нас встретил Ефимов. Приехали к месту НП, где уже стояла кухня с горячей пшённой кашей и свежей свининой, которую достали в Батурино. Конечно, покушали хорошо, запаслись на день. Кухня выехала на ОП, где и пробудет до завтрашнего вечера.

   Мы с таким энтузиазмом,  с высоким моральным духом и быстротой приступили к отрывке НП, что с задачей до рассвета оборудовать, чтоб не обнаружил противник, справились. Связисты к приказанному времени установили связь ОП с НП. Мы, как смогли, оборудовали НП, который был во ржи. Правее нас в 20-ти метрах - пункт командира дивизиона. Наша батарея, располагалась, как положено по Уставу, потому что в случае необходимости,  ей должен командовать командир дивизиона. Впоследствии пункт командира дивизиона перешёл левее на 300 м.

  Слева  от нас в 15-ти метрах стояла ветряная мельница, которая  служила хорошим ориентиром для противника и  впоследствии подвергалась частому обстрелу. Сзади нас находилась лощина с маленьким ручейком, под берегом которого установлена радиостанция. Расположить её ближе было невозможно, так как немецкие пеленг-установки быстро засекали и открывали по ней огонь, и это нам доставляло большие неприятности. До рассвета приборы были уже расставлены, и как только  солнце показалось из-за горизонта, перед нами открылась местность,  которая  день и ночь не видела покоя и отдыха, которая содрогалась от  бомб, сброшенных с немецких самолётов, артиллерийских снарядов и мин. Трассирующие пули  вышивали узоры в безлунной ночи. Крики раненных, кровь, пролитая людьми, -  всё это за очень короткое время  стало повседневным житьём для нас, сражающихся за независимость и свободу.

Здесь нам пришлось стрелять. Открыли огонь, не видя противника, нами были выпущены 12 снарядов. Впереди нас располагалась деревня  Жидки, сзади - деревня Чуркино, правее - Шелепы, Мошки, Машутино и другие, которые находились в руках немцев. Танки, бронемашины, автомашины, мотоциклы курсировали из стороны в сторону. Их так много как будто они друг за другом прицеплены, и  одна машина на буксире тянет другую. Я с первого дня понял, что здесь не десант, а действительные регулярные части отборных немецких войск.

По показаниям пленных, по линии фронта шириной  5 км действуют две дивизии СС, тысяча танков и других вспомогательных частей, которые имеют задачу первыми прийти в Москву и поддержать там порядок. Нельзя отрицать того, что узнав о прибытии сибирских войск, немецкое командование стало недовольно этим известием, так как  в первые дни они были отброшены от Белого на 30-ть км. Но продвижение наших войск остановлено, так как образовалась подкова и возникла угроза окружения. Мы перешли в оборону. В свою очередь и противник перешёл к обороне. Ввиду того, что у него вышел запас этих танковых частей, он решил подбросить людские резервы и снабдить всем необходимым  для полного молниеносного наступления. Танки, которые для него служили передвижным средством вооружения, были  снабжены горючим для отражения наших танковых атак. Остальные зарыли в землю, как неподвижные огневые точки. Против таких сил и действовало немало наших. Что касается танковых сил, я точно не могу описать, но знаю, что  действовала одна танковая бригада, две стрелковых дивизии, два корпусных и один лёгкий артиллерийские полки на участке фронта протяженностью в 5 км.

     В первых боях сибирским войскам удалось отбросить фронт от Белого на 35 км и удерживать до 2 октября. С этого дня начались напряжённые испытания человеческих нервов. Немецкие танки, бронемашины курсировали безнаказанно по оккупированной советской земле. Ведём по ним огонь, подбиваем два танка. Танкисты выбегают, но далеко им уйти не удаётся. Осколками следующих снарядов их сражает, и они падают недалеко от танка. Но мои нервы не выдерживают, так как на орудие разрешается тратить за один день по 20 снарядов. Я откровенно говорю, что за чертов лимит, когда Родина обливается кровью, решается судьба народа. На огневую позицию навозили снаряды, солить их что ли? Конечно, всё это зависело от высших начальников,  которые или не хотели заняться этим вопросом или просто не знали о безобразиях, творимых, но недопустимых в боевой обстановке. Правда, мы точно не выдерживали этот лимит и вопреки некоторым указаниям тратили больше 80 снарядов на батарею. И за это кое-кого крепко ругали, командира и его помощников, и, не обращая внимания, продолжали в том же порядке. Да и нервы не выдерживают терпеть такие приказы, отданные в такой напряженной обстановке.

     С этого НП обеспечивали наблюдения и ведение огня до тех пор, пока противник не окопался. Но только перешли в действительную оборону, окопались, сделали  блиндажи в 8 накатов, как этот НП перестал соответствовать требованиям разведки. Пришлось перейти на мельницу, которая находилась в 15-ти км левее нас. В этой мельнице находилось 30 мешков ржи, привезённой для помола. Но не пришлось этого сделать, война помешала, и они остались лежать никому не нужные. На самом верху мы установили приборы, и оттуда прекрасно было видно не только расположение пехоты, но и противника на расстоянии 16 км, включая смоленский тракт. Левее мельницы мы вырыли для себя щели глубиной 2,5 м на 2-3 человека с накатом 3-4 ряда. Эти щели соединили  с мельницей, да и в мельнице мы вырыли глубокий подвал. Но я командиру батареи говорил, что в случае обстрела в мельнице оставаться нельзя, а по траншее нужно выбегать в щели, так как мельница может обвалиться и забить ход у подвала. А если она загорится, то могут все остаться в подвале. Командир отдал соответствующий приказ. Жизнь первых дней проходила спокойно, кормить стали регулярно, хоть пища и была холодная, но в достаточном количестве. Одно время сахар у нас не переводился, так как мой разведчик достал где-то в Батурино  3 кг.